Протоиерей Николай Агафонов

"Свет золотой луны"

стр. 2(продолжение)

Уже на втором курсе нефтяного института Гаврилов завалил сессию. После отчисления долго раздумывать не стал, сам пришел в военкомат. Правда, с армией ему не повезло, угодил в часть, где старший призыв был в основном с Кавказа: чеченцы, дагестанцы, ингуши. Держались эти ребята между собой дружно. Такому их отношению можно было только позавидовать. Русские, те каждый сам по себе. А эти, хотя и по численности уступали русским, однако благодаря круговой поруке, их даже «деды» не трогали. А уж как кавказцы сами «дедами» стали, издевательствам и унижениям от них не было конца. Досталось призыву Гаврилова по полной программе. Ненавидели их все, а выступить против - кишка тонка. Гаврилов, парень был крепкий, до армии борьбой занимался, кандидат в мастера спорта. Стал отпор кавказцам давать, за что был не раз жестоко бит. Хоть ты чемпионом будь, а когда на тебя всем скопом навалятся человек десять, тут никакие приемы не помогут. Как говорит народная пословица: против лома нет приема. После одной такой разборки две недели в госпитале провалялся. Но вышел и опять за свое. Потом удивлялся, как только жив еще остался? И все же его противление не прошло даром, зауважали его чеченцы и больше не донимали. Незадолго до демобилизации кавказцев прибыл в воинскую часть молодой призыв, который сразу же попал под их жестокий прессинг. Джанаралиев пришел служить к ним в роту именно с этим призывом. Земляки сразу его признали и тот, пользуясь их покровительством, жил припеваючи. Ребята про себя злорадствовали: «ну погоди, чернозадый, уйдут на дембель твои братья, тогда ты за все их дела ответишь, мало тебе не покажется». Джанаралиев догадывался о своей участи и с тоской ждал, когда останется один на один с разобиженными на всех его земляков солдатами. Чеченцы, уходя на дембель, всячески угрожали: «Если кто тронет хоть пальцем Хамзата, ему крышка, прирежем как паршивую овцу». Но ребята, слушая эти угрозы, только молча ухмылялись и ждали.
Вот наконец-то дождались. Пришло время, когда призыв Гаврилова, по всем армейским неписанным законам стал «дедами». Послали гонцов в соседнюю деревню купить самогонки. После вечерней поверки и команды отбоя, когда в казарме не осталось ни офицеров, ни прапорщиков, всем скопом зашли в «ленинскую комнату». В этой комнате удобно было собираться, так как здесь стояли столы, а по стенам были развешены разные агитационные плакаты, которые никому не мешали делать свои дела. По субботам замполит роты обычно проводил здесь политинформацию. А каждый вечер, в свободное время, в «ленинской комнате» можно спокойно посидеть, письмо домой написать, альбом дембельский поклеить, или газету почитать.
Вот в этой комнате и стали отмечать свое «дедовство». Посидели, пошумели, выпили всю самогонку. С непривычки хмель ударил в голову, и потянуло на «подвиги». Ефрейтор Сечинюк выбежал из «ленинской комнаты» в казарму и завопил истошным голосом:
- А ну, салаги, подъем! Выходи, стройся для принятия присяги!
За ним, гогоча, вывалили другие «деды». Тех, из молодых солдат, кто замешкался в постели, пинками подгоняли на построение. Перед строем, мало что соображавших со сна солдат, прохаживался с важным видом разгоряченный выпивкой ефрейтор и поучал:
- Слушайте меня, своего дедушку, внимательно. Сейчас вы будете выходить из строя по одному для принятия присяги. Равняйся! Смирно! Анисимов, два шага вперед. Повторяй за мной: «Я, салага, бритый гусь, обязуюсь и клянусь: сало, масло не рубать, старикам все отдавать».
Каждый из молодых солдат, повторял эту шутовскую присягу и под хохот «дедов», становился снова в строй. Дошла очередь до Джанаралиева. Чеченец покраснел от досады и возмущения, но все же вышел вперед.
- Слушай, Сечинюк, для мусульманина твоя присяга не годится, - закричал, давясь от смеха один из «дедов».
- Это почему же? - озадачился ефрейтор.
- Соображай головой, это для вас хохлов сало - национальный деликатес, а им не положено по религии. Так что он и без твоей присяги тебе сало с радостью отдаст.
Раздался дружный смех. Сечинюк не растерялся:
- Советская Армия никакой религии не признает. А что бы служба этому абреку не казалась медом, мы его вначале приучим сало есть, а потом уже к присяге приведем.
И он кинулся к своей тумбочке, из которой под общий хохот сослуживцев достал шмат соленого сала.
- Неужели не жалко сало отдавать? - смеялись солдаты, - у тебя же снега зимой не выпросишь.
- Ради укрепления дружбы народов и интернационального единства, - продолжал куражиться Сечинюк, - мне ничего не жалко. На, жри, и помни мою доброту.
При этих словах он сунул сало прямо под нос Джанаралиева. Тот ударил его по руке, и сало отлетело под чью-то кровать. Сам же Джанаралиев, отскочив от ефрейтора, тут же выхватил из кармана большой кухонный нож. Деды шарахнулись от него в разные стороны, но потом поснимали с себя ремни и, размахивая тяжелыми медными пряжками, стали медленно окружать чеченца. Тот затравленно озираясь, хрипел:
- Мамой клянусь, зарежу, кто первый подойдет, а затем и сам себя убью, но сало есть не буду.
Гаврилова в этот день в казарме не было. Он дежурил на КПП. У них со вторым дежурным закончилось курево, и Гаврилов решил пока ночью никто не видит сбегать в казарму за сигаретами. Здесь он и застал эту картину.
- Что происходит? – спросил, подходя, Гаврилов.
Гаврилова уважали, считая его самым пострадавшим от кавказцев, потому приходу его обрадовались.
- Да вот, Толян, хотим этого чурку сало приучить есть, а он упрямится. Может, ты его уговоришь?
При этих словах они подали ему шмат сала, который перед этим достали из-под кровати.
- Да вы что, ребята, совсем озверели? – закричал возмущенный Гаврилов, и швырнул сало в открытое окно.
- Ты чего это, Толян, против своих идешь? Или забыл, как они над тобой издевались?
- Я ничего не забыл. Сейчас вы тут все дружно собрались, как один. Ремнями машете. А где вы были, когда я с чеченцами махался? Если бы тогда, как сейчас, мы бы все вместе держались, то никто бы над нами не издевался. Что молчите? Ну тогда запомните хорошенько, кто Хамзата тронет, будет иметь дело со мной лично. Обидел его, считай, что меня обидел.
Благодарный Хамзат после этого случая, привязался к Гаврилову, как к родному брату. Когда Гаврилов по демобилизации уходил домой, расстроенный предстоящим расставанием Джанаралиев уговаривал:
- Дай мне слово, Толик, что приедешь ко мне в Чечню. Самым дорогим гостем будешь. У нас знаешь как красиво в горах. Я тебя обязательно на охоту поведу.
Гаврилов естественно клятвенно заверил Хамзата, что приедет, но на гражданке все завертелось, закружилось: институт, женитьба, дети. Когда, через несколько лет вспомнил об армейском друге, то обнаружил, что затерял адрес. Так и не удалось побывать в гостях у Джанаралиева.
Все это и припоминал Гаврилов, идя следом за Хамзатом по тропинке, ведущей на верхнюю террасу.

<< в начало       Домой(На главную страницу)На главную        продолжение >>


Сайт управляется системой uCoz