Протоиерей Николай Агафонов
"Свет золотой луны." ПовестьХамзат привел Гаврилова в саклю. Задняя стена сакли была скалой, на которой висел ковер. Они сели обедать. Изголодавшийся в пути Гаврилов с жадностью накинулся на вареную баранину и лепешки с овечьим сыром. Потом пили чай и разговаривали. - Что друг, Хамзат, воюешь? - Да, воюю. Я, между прочим, заметь, за свою землю воюю, завещанную мне моими предками. А вот за что твои собратья воюют, не знаю? Может ты мне ответишь? - Так ведь никто же этой земли у тебя не отнимает, жили бы себе спокойно, как все. - А может, мы не хотим, как все. Хотим жить по своим вековым законам, вот за это и воюем. - Брось ты, Хамзат. По каким тогда законам, меня, человека сугубо гражданского, захватили в плен? Тем более, что я пришел восстанавливать завод для твоего народа. - Ну, предположим, тем, кто тебя захватил, до этого завода нет никакого дела. Когда завод заработает, они с него ничего иметь не будут. Зато с вас можно иметь реальные деньги. Истинный джигит, он как коршун, слетает с гор, чтобы схватить добычу и опять - в свое гнездо. - И ты считаешь эти законы справедливыми? - А ты подумай сам. Мы дети гор, дети природы. Разве может кто-нибудь назвать законы природы несправедливыми? Можно ли обвинять волка за то, что он нападает на овцу? Что с ним прикажешь делать? Отпилить ему клыки, вставить в зубном кабинете вместо резцов протезы в виде коренных зубов, чтобы он траву мог жевать? Отвечай: станет волк есть траву? Нет, никогда не станет. Волка только можно уничтожить. Но будет ли лучше без волков. Уже пробовали, стали болеть животные. Волки санитары леса. Проблема не в нас чеченцах, а в вас русских. Болеет не Чечня, больна Россия. Если война в Чечне не станет для вас уроком, то Россия просто исчезнет с лица земли. - Ну, хорошо, Хамзат, допустим, Россия исчезнет, но кому станет от этого лучше, вам чеченцам? На смену России явится кто-нибудь другой, например, Америка. - Будем и с ними воевать. Хотя с вами привычней, вы вроде как свои. - Вот именно свои и вы же не волки, а люди. - Люди порою хуже волков бывают. Во всяком случае все люди делятся на волков и овец. - Хамзат, а веришь ли ты сам в то, что говоришь? Хамзат замолчал, в задумчивости пережевывая лепешку. - Жизнь меня заставляет в это поверить, - устало сказал он и опять замолчал, словно чего-то недоговаривая. Гаврилов посмотрел на него в упор: - Хамзат, я же знаю, что ты не тот человек, которого можно заставить. Жизнь заставляет, а сам-то ты что думаешь? - Ты хочешь, чтобы я думал по-другому? Чтобы у меня вдруг стали другие представления о жизни? Но в моих жилах течет кровь моего народа, который думал так веками. Как я могу думать по-другому? Сам-то ты как думаешь? Во что ты веришь? - Я, Хамзат, верю в хорошие человеческие отношения, верю в дружбу. - Ну, ты прямо как истинный горец заговорил. Тогда не будем больше рассуждать, чьи законы самые справедливые, просто поверь и мне, что ради нашей с тобой дружбы, я сделаю все, чтобы ты вернулся домой. - И все же, почему ты стал боевиком? - Так получилась, Толик. Я ведь учитель истории, а когда в мой дом угодила бомба, для меня началась другая история. Теперь все русские мне кровники. - Выходит и я твой кровник? - Слава Аллаху, ты не пришел сюда воевать, а то бы тоже стал моим кровником. Ладно, хватит на сегодня философии, надо подумать, как тебя освободить. Как ты считаешь, ваша фирма даст за вас выкуп? - В этом я сильно сомневаюсь. - Дело в том, Толик, что так просто мне тебя не отдадут. Вас пока везли из Грозного, уже два раза перекупили. Деньги затрачены, и никто их терять не хочет. Они, вроде идут мне навстречу, согласились тебя отдать, если я возмещу семье убыток в пятьдесят тысяч долларов. У меня с собой этих денег нет. Завтра я пойду к себе, через три дня принесу деньги и заберу тебя отсюда. - А мои товарищи? - Ну, я не Березовский, чтобы всех выкупать. - Без ребят я не пойду, - покачал головой Гаврилов. - Да ты не строй из себя героя, так я тебе ничем не смогу помочь. На следующий день с утра Хамзат все же ушел к себе за деньгами, а Гаврилов оставался в его комнате. За ним приглядывали двое парней Хамзата. На второй день Гаврилова позвали в нижний дом. Чеченцы встретили его приветливо и сказали, что переговоры с фирмой принесли уже кое-какие результаты, и скоро он сможет оказаться на свободе, а сейчас с ним будет говорить его шеф. Гаврилов разволновался, услышав в трубке голос управляющего, - Михаил Самуилович, как я рад, что вы позвонили. Простите, что я сомневался в вашей помощи. - В нас, Анатолий Сергеевич, никогда не надо сомневаться, мы ценных специалистов в беде не оставим. А теперь слушайте меня и не перебивайте. Переговоры о вашем освобождении оказались трудными и очень затратными. Но, теперь, когда у нас срочный крупный заказ в Ираке на установку оборудования для нефтеперерабатывающего завода, нам очень нужен специалист вашего профиля. Так что считайте, вам повезло. Возвращайтесь быстрее. Я уверен, что своей работой вы покроете расходы фирмы. Патриеву и Ковалю скажите… - наступила пауза, - а вообще-то лучше ничего не говорите. - Так я не понял вас, Михаил Самуилович, вы только меня одного вызволяете? А как же ребята? - Не берите в голову ничего лишнего и радуйтесь, что удалось так дешево отделаться. - Что же, по-вашему, Коваль с Патриевым лишние? Нет, так дело не пойдет, Михаил Самуилович, если я вам нужен, то выкупайте меня вместе с ребятами. - Да вы что, ненормальный человек? Вас спасают, а вы, вместо благодарности еще и начинаете торговаться. Запомните, Анатолий Сергеевич, хорошенько: незаменимых людей нет. Потому последний раз предлагаю помощь. - Запомните и вы, Михаил Самуилович, я подлецом еще никогда не был и вас прошу меня в них не записывать. В трубке раздались гудки. Когда Гаврилов повернулся к чеченцам, те смотрели на него, бешено вращая глазами. До их сознания наконец-то дошло, что денежки за пленника, которые они считали уже своими, уплывают. -Ты что же это, русская свинья, крадешь у нас двести пятьдесят тысяч долларов и думаешь, что это так тебе даром сойдет? - зашипел чеченец, сощурив злые глаза на Гаврилова. - Приведите-ка мне одного из его кунаков, - распорядился он, - я покажу, как с нами шутки шутить. Через несколько минут приволокли Коваля со связанными руками. В нем теперь трудно было признать, того веселого и беспечного балагура – весельчака, каким его знали друзья и сослуживцы. Всегда желанный на любом дружеском застолье, покоритель женских сердец и острослов Коваль имел вид настолько жалкий и растерянный, что сердце Гаврилова невольно сжалось от боли за своего товарища. Коваль щурился от яркого света с непривычки после темной ямы. А когда разглядел Гаврилова, то в глазах его засветилась надежда. В это время к нему подошел сзади чеченец, схватил Коваля рукой за волосы и, запрокинув голову, быстро перерезал огромным ножом его горло. Все произошло так молниеносно, что Гаврилову это показалось каким-то неправдоподобным действием, и он какое-то время находился, словно в оцепенении. Но, когда боевик, ловко орудуя ножом, отделил голову от тела и швырнул ее к ногам Гаврилова, тот, дико закричав, бросился на чеченца. Его сбили с ног и начали пинать. Вскоре Гаврилов потерял сознание. Очнулся он уже в вонючей, обмазанной глиной яме. Рядом сидели Патриев и солдат. - Здорово тебя, Сергеевич, отделали, а Илюха где? – спросил Патриев. - Нет больше Илюхи, Миша! Нет! Это звери, а не люди. Ты понимаешь – звери? - при этих словах Гаврилов разрыдался, уронив свою голову на плечо товарища. |
На главную продолжение >> Сайт управляется системой uCoz